Койко нахмурилась.
– Это сделает жизнь невыносимой.
– Да. Карма есть карма, все будет так, как должно быть. Хотя я не имею ни для кого никакой ценности и полагаю, что бакуфу обо мне не знают, сэнсэй Кацумата с одобрением относится к Оде-саме, он взял на себя ответственность. Он сказал, что я должна подчиняться вам во всем.
– Лучше подчиниться родителям, Сумомо.
– Да, я знаю, но Ода-сама запрещает мне это.
Хороший ответ, подумала Койко, видя ее гордость и твердость. Опечаленная, она взглянула на полуоткрытое окно. Нет сомнения, что эта запретная любовь окончится так же, как столь многие до нее. Самоубийством. Вместе, если боги будут милостивы к Сумомо. Или в одиночестве, когда этот Ода, следуя своему долгу, подчинится родителям и возьмет жену, приемлемую для них.
Она вздохнула. В садах снаружи сумерки переходили в ночь. Легкий ветерок.
– Листья перешептываются друг с другом. О чем они говорят?
Сумомо скрыла свое удивление и прислушалась. По прошествии некоторого времени она сказала:
– Прошу прощения, я не знаю.
– Слушайте, пока меня не будет. Это очень важно: знать, что шепчут листья. Сегодня вы останетесь здесь, Сумомо. Может быть, я вернусь, может быть, нет. Если вернусь, то мы поговорим еще, и вы расскажете мне, что услышали. Если нет, то мы продолжим на следующий день и вы расскажете мне завтра. Когда Тёко вернется, чтобы приготовить футоны, скажите ей, я хочу, чтобы вы обе сложили хокку. – Она подумала мгновение и улыбнулась. – Хокку про улитку.
– Здравствуй, Койко, – апатично произнес Ёси. Он сидел спиной к стене, рука рядом с мечом, в юкате из пурпурного шелка. Внешне он казался спокойным, но она видела его насквозь и знала, что он сейчас чувствует себя одиноким, испуганным и нуждается в других умениях.
Ее улыбка могла бы осветить самый черный день. Она тут же увидела, что его взгляд смягчился. Хорошо, первый барьер.
– Вот, – сказала она с притворной серьезностью, – у меня есть для вас стихотворение:
Нелегко сказать,Где голова, где конецУ улитки, что на листеОтдыхает!
Его хохот заполнил всю комнату.
Хорошо, второй барьер.
– Я так довольна, что вы позволили мне приехать с вами в Киото. – Его глаза засветились другим светом, и на душе у нее потеплело. Инстинктивно она изменила то, что собиралась сказать: что он был так красив в мерцающем свете ночных фонарей. Вместо этого она высказала то, что жило глубоко в ней:
Печальны были времена,Когда, не зная вас,Я наблюдала: вот настанет деньИ снова пропадет!
Она сидела на коленях напротив него, он потянулся вперед и нашел ее руку. Слова были не нужны. Ни для него, ни для нее. Теперь он обрел покой, напряжение пропало, пропало чувство одиночества и весь страх. И она тоже была спокойна. Столько энергии потрачено, чтобы извлечь его из себя самого. Столько тайного открыто. Неразумно открывать так много.
Ты очень важна для меня, говорил он, не произнося этого вслух, как разговаривают влюбленные.
Вы оказываете мне слишком большую честь, отвечала она едва заметной тенью, легшей на лоб. Потом ее пальцы легко погладили тыльную часть его ладони, говоря, я обожаю вас.
Глаза неотрывно смотрели в глаза. Она поднесла его руку к лицу и прикоснулась к ней губами. Молчание охватывало их, сжимая все сильнее, причиняя боль, а потом одним быстрым движением она скользнула к нему под бок и крепко обняла его. Ее смех зазвенел серебристой трелью.
– Слишком много серьезности вредно для меня, Тора-тян! – Она обняла его снова, уютно устроившись в его объятиях. – Вы доставляете мне столько счастья.
– Ах, не больше, чем ты мне, – мягко проговорил он, радуясь, что напряжение было разрушено так красиво. – Тебя обожают, и твои стихотворения тоже.
– То, что про улитку, принадлежало Кэраи.
Он рассмеялся.
– Оно принадлежит Койко Белой Лилии! Принадлежит, не принадлежало.
Она опять придвинулась теснее, наслаждаясь его теплотой и силой.
– Я чуть не умерла, когда услышала про сегодняшнее утро.
– Жизнь, – ответил он просто. – Мне следовало бы быть более готовым, но меня поразила улица. – Он рассказал ей, какой необычной она показалась ему. – Это было редкое ощущение – чувствовать себя невидимкой, – слишком богатое, чтобы не испытать его снова, какими бы опасностями это ни грозило. Не добавляет ли опасность остроты в это блюдо? Я посмотрю, как это получится в Эдо. С наступлением темноты риск будет меньше, и я подготовлю специальную охрану, чтобы она сопровождала меня.
– Пожалуйста, извините меня, но я бы предложила не злоупотреблять этим наркотиком.
– Я и не собираюсь им злоупотреблять. – Его руки сжали ее, им было так удобно вдвоем. – Это могло бы стать наркотиком, да, очень легко.
Комната примыкала к его спальным покоям. Как и все помещения казарм, она была мужской, с минимумом обстановки, татами самого высокого качества, но уже потершиеся. Мне не будет неприятно покинуть это место, подумал он. Их уши уловили мягкое шлепанье приближающихся ног, его рука скользнула к рукоятке меча. Они оба напряглись.
– Повелитель? – произнес приглушенный голос.
– Что такое? – спросил Ёси.
– Прошу простить, что нарушаю ваш покой, господин, только что прибыло письмо из Зуба Дракона.
Койко не нужно было ни о чем просить: она подошла к двери и встала сбоку от нее на страже. Ёси приготовился.
– Откройте дверь, часовой, – выкрикнул он. Дверь отъехала в сторону. Часовой нерешительно остановился, увидев Ёси в наступательно-оборонительной позиции с мечом, на четверть вытащенным из ножен. – Передайте свиток госпоже Койко. – Часовой подчинился и пошел назад. Когда он достиг конца коридора и закрыл за собой ту дверь, Койко закрыла дверь в комнату. Она протянула ему свиток и опустилась на колени на свое место напротив. Он сломал печать.
В письме жена справлялась о его здоровье и сообщала, что его сыновья и остальные члены семьи чувствовали себя хорошо и с нетерпением ожидали его возвращения. Затем шла информация:
Старатели прилежно трудятся и переходят с места на место с вашим вассалом Мисамотой. Золота они пока что не нашли, но сообщили о больших – они употребили слово «огромных» – залежах высококачественного угля у самой поверхности, которые легко разрабатывать. Насколько я понимаю, они называют его «черным золотом» и его можно было бы с выгодой предлагать гайдзинам вместо денег. Они продолжают поиски. До нас дошло, что Андзё назначили тайро и он хвастается, что вас скоро заставят выйти из Совета старейшин. Далее, доверенный человек, которого вы посетили на пути в Киото, сообщает следующее: кодовое слово, которое он дал вам относительно одного из ваших врагов, является правильным и подобный план уже готов в качестве государственной политики этого врага.